Как мы узнали в результате многолетних раскопок, начатых в 1870 г. Генрихом Шлиманом и законченных перед второй мировой войной американским археологом Блегеном, приблизительно п’ять тысяч лет потому, в около 3000 г. к н. э., на небольшом горбе, расположенном в 5 – 6 километрах от южного берега пролива Дарданеллы, неподалеку от входа в протоке из Егейского моря, впервые поселились люди и построили крепость. Горб этот носит в настоящий момент турецкое название Гиссарлик. Обитатели крепости контролировали торговлю по суше с Азии к Европе и назад, держа в своих руках переправу через пролив. Мореплавание, которое постепенно развивалось, из Егейского в Черное море также очутилось под контролем обитателей поселения-крепости. Множество золотых изделий, найденных при раскопках Шлимана, говорит об огромных по тем временам богатствах, накопленных в городе.
В около 1900 г. до н.э. горб и его околицы захватило новое плем’я, что выращивало коней, которых не знали их предшественники. Новые пришельцы строят крепость, большую за размерами и более могучую, чем прежняя.
В около 1250 г. к н. э., если судить по археологическим данным, поселение опять было захвачено, разрушено и сожжено, а спустя некоторое время на горбе селятся пришельцы из центральной Европы. В около 1100 г. до н.э. город постиг еще один пожар, и горб делается нежилым на несколько сот лет.
Кто жил в этом городе, местоположение которого более всего отвечает Илиону, или Трое, как он изображен в ?Іліаде?? Как называли этот город его жители, которые не оставили каких-либо письменных пам’ятників?
В середине II тысячелетия до н.э. земли к востоку от Гиссарликского горба принадлежали могучему хеттской государству. В анналах хеттского царя Тутхалийи IV, что правил приблизительно с 1250 по 1220 г. к н. э., вспоминаются две местности, которые очевидно находились на северном западе Малой Азии, – Вилусия и Труиса: одно из этих названий, быстрее Вилусия, вероятно, носил город на Гиссарликском горбе, который греки впоследствии называли Илионом (в более древние времена Вилионом), или Троей. Из тех же хеттских анналов мы узнаем, что Вилусия входила в воюющую против хеттов коалицию.
Захватить такое мощно укрепленное поселение могла или регулярная армия, или что переселяется с женами и детьми воинственное плем’я, что может устроиться вокруг города и сделать длительную осаду. Поскольку, по археологическим данным, пришельцы поселились лишь через некоторый промежуток времени после разрушения города, самое вероятное предположение, что его взяло хеттское войско царя Тутхалийи IV: анналы дошли до нас не полностью, и о захвате Вилусии могло говориться в потерянной для нас части анналов.
Среди хеттских документов, найденных при раскопках хеттской столицы Хаттусас, обнаруженный отрывок эпоса на лувийском языке, родственной хеттскому, в котором вспоминалась ?крута Вилуса?. Очевидно, судьба города на крутом горбе Гиссарлик волновала народы хеттской государства, потому что только такие события находят отражения в героическом эпосе.
Однако не меньшее впечатление судьба Вилусии произвела на тех, что з’явилися на Балканском полуострове в около 1900 г. до н.э. и постепенно заселяющих острова Егейского моря древних греков. В XV в. до н.э. они устроились крепко на юго-западном крае Малой Азии, учредив город, который позже назывался Милетом. Вскоре должны были они познакомиться и из Вилусией: когда в VIII в. до н.э. будет создаваться ?Іліада?, горб Гиссарлик будет покрыт развалинами и Гомер сможет систематически характеризовать троян как ?конеборних?, лишь опираясь на полутысячелетнюю традицию, что запам’ятала, что жителе Вилусии выделялись среди соседних народов той ролью, которую у них играл конь. Отношения греческих племен, которые, очевидно, именовали себя ахейцами (ахайвой), из Вилусией, по-видимому, не были мирными: об этом свидетельствует именно та обстоятельство, что осада Вилусии (в языке греков Илиона) и ее взятие оказались в центре греческой эпической традиции, потому что эта традиция, как показывает героический эпос шумеров и германцев, тюркских народов и слов’ян, не строит свои сюжеты из ничего, всегда отправляясь от каких-то столкновений, которые реально имели место. Греки могли делать и самостоятельные военные экспедиции против Валусии-илиона (они вряд ли могли закончиться взятием города), могли принимать участие и в войне, которую вел против Вилусии и ее союзников хеттский царь: хеттская государство находилось в резвых отношениях с одной из ахейских греческих государств, которая именуется в хеттских текстах как Ахийава и находилось, скорее всего, на о. Родосе. Греки могли быть и в числе тех, кто поселился на Гиссарликском горбе после разрушения города.
Пытаться вытянуть из гомеровских поэм подробности исторических событий напрасно; хотя героический эпос всегда отправляется от каких-то настоящих исторических фактов (и мы это можем довести, когда в нашем распоряжении есть независимые свидетельства об этих событиях), эпос так трансформирует историческую реальность в духе своей специфической поэтики, что никакая реконструкция реальных событий на основе одного эпоса не невозможна: мы не могли бы возобновить по русским былинам даже в общих чертах события истории Киевской Руси, если бы не знали их из летописей.
Лишь упоминание в хеттских текстах Труиси дает нам основание допускать, что в греческую эпическую традицию о войне и взятии Илиона – Трое проникли также и какие-то отзвуки военных событий, пов’язаних с городом Труисой, сколь-нибудь выразительно заметные лишь в нез’ясовному иначе двойному названию оседающего греками города – Троя – Илион.
Перейдем теперь от исторических событий к самой древнегреческой эпической традиции. Истоки ее всходят по крайней мере к началу III тысячелетия к н. э., до времени, когда предки греков и других индоевропейских народов (в частности, по-видимому, и обитателей горба Гиссарлик с 1900 по 1250 г. к н. э.) жилы еще на их общей родине, скорее всего в наших северопричерноморских степях. Греки, когда они з’явилися на Балканском полуострове в начале II тысячелетия к н. э., пели под аккомпанемент лиры песни о славных подвигах воинов прошлых веков. Завоевание Балканского полуострова и военные экспедиции II тысячелетия до н.э. сделались толчком для создания новых песен, которые вбирали у себя древнюю традицию и что приспосабливали ее к новым обстоятельствам. При раскопках Пилосского дворца, разрушенного ок. в 1200 г. к н. э., обнаруженная фреска, которая изображает сидячую фигуру, которая играет на лире, очевидно, аккомпанируя себе, поскольку сольная игра на лире не была известна греческой традиции. Высказывались предположения, что на фреске изображено божество, но никому не пришло бы в голову вкладывать лиру в руки божества, если бы певец, который аккомпанирует себе на лире, не был привычной фигурой в микенском обществе. В гробнице микенской эпохи, откопанной в Мениди, неподалеку от Афин, обнаруженные остатки шлема и двух лир; похороненный в ней человек мог быть в чем-то похожий на гомеровского воина ахилла, что пел, сидя у себя в шатре, о (?славних деяниях мужчин? и что аккомпанировал себе на лире.
Еще гомеровские поэмы, проникнутые духом новой эпохи, сохранят все же как обломок праиндоевропейского примитивного героического эпоса поражающее словосочетание ?нев’януча слава?, как сохранят его и священные гимны древнеиндийской ?Рігведи?. В середине II тысячелетия до н.э. к греческой эпической традиции войдет и сохранится описание большого ?подібного башне?, щита, который закрывает воина из председателя по ног; к раннемикенской эпохе всходит и упоминавшийся в ?Іліаде? (Х, 261 – 271) кожный шлем, украшенный кабаньими клыками. В послемикенские времена таких щитов и шлемов не было в употреблении, и Гомер мог знать о них лишь из поэтической традиции.
Героями эпических песен в микенское время делаются цари тогдашних государств, известных нам, как, например, Микенское и Пилосское царства, столицы каких з’явилися перед нашими глазами в результате археологических раскопок, и других, которые нам известные хуже или совсем неизвестные.
Но эпос избирателен в использовании исторических событий; из множества военных столкновений эпохи экспедиция под Трою, по-видимому, уже вскоре после самого события заняла важное место в эпической традиции, в репертуаре певцов-аедов. Что заняли в конце концов второе место песни о походах на город Фивы в Средней Греции и об ужасной судьбе царя Эдипа, по-видимому, также всходят в своих истоках к Микенской эпохи.
Вскоре после гибели Трои страшная катастрофа постигла микенский мир. Дворцы Пилоса и Микен и Пелопоннесе были сожжены, уцелевший дворец в Тиринфе был покинут его обитателями. Египетские и хеттские источники говорят о нашествии до сих пор неизвестных народов, что потряс все восточное Середземномор’я. В микенскую Грецию вторгаются из севера что снялись с места под натиском соседей греческие племена еолийцев и дорийцев, что жили доныне родоплеменним строем где-то к северу от Балканского полуострова. Наступает эпоха послемикенского обветшаю. Изделия художественного ремесла становятся грубыми, примитивными. Сложная составная письменность микенских дворцов, так называемое линейное письмо Бы, была забыта. Греки опять сделались необразованным народом – наступает эпоха, которую принято называть ?темними веками?. Жизнь греков приобретает форму, характерную для народов, которые жили родоплеменним строем и что разрушили высшую культуру, как это сделали германцы во время большого переселения народов или предки индейцев арьи, что разрушили в XIV – XIII вв. до н.э. протоиндийскую цивилизацию. В центре интересов такого племени – военные экспедиции предводителей с их женами, захват и деление добычи, героическая смерть в поединке с врагом, слава подвигов, – при жизни и после смерти. Идеальной формой выражения идеологии такого общества является героический эпос: ею проникнуты песни древнеисландской ?Старшої Эдди?, индийская ?Махабхарата?, героический эпос тюркских народов.
Греки еолийского племени, которые жили сначала севернее, усваивают поэтическую традицию Микенской эпохи, об’єднують ее со своей собственной: язык гомеровских поэм свидетельствует о том, что поэтическая традиция микенских времен дошла до Гомера через еолийских аедов, – творцов героических эпических песен первых послемикенских веков.
В Х в. до н.э. еолийци и греки ионийского племени, которые жили в Греции, по-видимому, уже в микенские времена, начинают колонизировать острова Егейского моря и северную часть западного побережья Малой Азии. В условиях тесного контакта еолийцев и ионян эпическая традиция переходит к ионийским аедам. Из сплава еолийских и ионийских диалектных черт с сохранением архаизмов еще более древних эпох складывается поэтический язык гомеровского эпоса. Речь эта была понятна слушателям, привыкшим с детства к песням аедов – творцам и исполнителям греческого эпоса, хотя в жизни никто на этом языке не говорил. Необычность языка подчеркивала необычность событий, о которых повествовали аеди, помогала слушателям перенестись в мир героического прошлого, люди которого представлялись намного сильнее, храбрее, во всех отношениях значительнее нынешних. Если даже какое-то выражение оказывалось не совсем понятным, это только поднимало авторитет аеда, который казался таким, который знает то, чего не знают простые люди.
Четко урегулирован стихотворный размер – гексаметр, где каждое стихотворение состояло из шести стоп с правильным дежурством длинных и коротких составов, характерным для всей древнегреческой поэзии, невитиеватая торжественная мелодия стихотворений, певшихся под аккомпанемент лиры, – все это еще больше подводило песню аеда над уровнем повседневного существования слушателей.
Между тем Греция постепенно выходила из состояния тяжелого экономического упадка, политической и культурной деградации, в которых она упала после гибели микенских царств. В Х в. до н.э. греки начинают в заметных количествах выплавлять железо, и оно постепенно вытесняет бронзу как материал для изготовления орудий труда и оружия. Наступает подъем земледелия, ремесла и торговли, увеличивается численность населения. Возрождается на новой основе изобразительное искусство – вазовая живопись, рельефы на бронзе, скульптура. Религиозные празднования и похоронные церемонии собирают все более людей из соседних местностей, и выполнения эпических поэм, что соревнуются между собой в мастерстве аедами становится невид’ємним элементом праздничных или траурных церемоний.
Наконец, в около 800 г. к н. э., греки заимствуют у финикийцев и приспосабливают к греческому языку финикийский алфавит. В течение VIII в. до н.э. он распространяется, как об этом свидетельствуют надписи, по всему греческому миру. Этим закончился длящийся четыре столетия период, в течение которого послемикенские греки обходились без письменности, период формирования древнегреческого народного героического эпоса.