Искусство эллинизма — искусство огромных государств, которые образовались после распада государства Александра Македонского, художественное явление того этапа, когда в жизни рабовладельческого общества основную роль начинала играть не полисная формация, а деспотическая монархия. Специфика искусства, эллинизма, не только в исключительно интенсивном развитии всех художественных форм, но прежде всего в их зв’язку как с греческими, так и из “варварськими” принципами культуры.

Хронологическими пределами искусства, эллинизма, принято считать, с одной стороны, смерть Александра Македонского — 323 год к н. э., с другой — год присоединения в Рим Египта — 30 год до н.э. В пределах эллинизма различают иногда периоды раннего (в 323 г. — середина III в. к н. э.), высокого (середина III — середина II в. к н. э.) и позднего эллинизма (середина II в. до н.э. — в 30 г. к н. э.). Территориально искусство, эллинизму, было распространено в широких рамках преимущественно восточного Середземномор’я. После ожесточенной борьбы диадохов за власть в первые два десятилетия раннего эллинизма образовались крупные монархии: Македонская, Геллеспонтская, Переднеазиатская и Египетская. Борьба их друг с другом и внутренние раздоры, которые длились к середине III века к н. э., привели к отпадению от них и усилению многочисленных новых царств.

В период раннего эллинизма большую роль играли что задавали тон и греки, которые управляли монархиями, оттесняли на второй план что стремилась к власти местную знать. Это нашло отражение в характере многих пам’ятників раннего эллинизма, что еще хранили традиции классического искусства.

Высокий эллинизм совпал по времени с ожесточенными пуническими войнами, которые отвлекали внимание Рима от восточных областей Середземномор’я, и длился к завоеванию римлянами Македонии в 168 году и разрушения ими Коринфа. В эти годы процветал Родос, играло огромную роль богатое Пергамское царство при Аттале I (241-197) и Евмене II (197-152), совдавались величественных пам’ятниках птолемеевского Египту. Этот период усиленного натиска местной знати на греко-македонську правящую верхушку и бурной междоусобной войны характеризуется в искусстве не только появлением особенно патетических и драматичных образов, сочетанием в искусстве трагических и идиллических тем, гигантизму и камерности, но и широким развитием садово-парковой декоративной скульптуры.

В искусстве позднего эллинизма ярко выступило противоречие действительности, глубокая внутренняя дисгармония жизни в городах, эллинизму. Заострилась борьба эллинских и “тубільних” местных идей, вкусов и настроил, гипертрофированный индивидуализм сопровождался свирепой борьбой за власть, страхом перед власть имущими, хищническими стремлениями к наживе. Это время экономического застоя на Родосе, значение которого перешло к Делосу, начало обнищание птолемеевского Египта, ослабленного династической борьбой, годы упадка Пергамского царства, завещанного последним из Аталлидов, — Аталлом III в 133 году римлянам.

Искусство эпохи, эллинизма, было тесно пов’язано с наукой и техникой, природоведением и философией, литературой и религией, того времени. Успехи архитектуры во многом зависели от увеличенного по сравнению с прошлыми веками уровня строительных возможностей, от развития технической и научной мысли. Нововведение в сюжетах и в характере стиля живописи, мозаик, скульптуры, вызванные новым отношением к явлениям, были созвучны потому, что находило отражение в философии, религии, литературе эллинизма.

Значительное расширение кругозора эллинов в эту эпоху, пов’язане с их военными походами, торговыми и научными путешествиями в далекие восточные страны, в Африку и на север, вселяло в человека ощущение мировых пространств, мало знакомое греку классической поры, который жил в рамках города-полиса. Необъятный мир, что в то же время открылся эллину, с теми, которые возникали и огромными государствами, которые распадались на глазах, оказывался лишенным гармонии, которая обеспечивала когда-то благополучие классического полиса; он управлялся уже не мудрыми олимпийскими богами, а капризной и капризной богиней судьбы Тюхе. Стремление познать законы нового, сложного мира привело к бурному развитию науки. Эллинизм вызывал к жизни деятельность ученого и инженера III века до н.э. Архимеда и определил необходимость смелого путешествия Питея с Массилии до берегов Норвегии, вплоть до Полярного круга; это было время создания математиком Евклидом системы геометрии, определения Эратосфеном длины земного меридиана и доказательства Аристархом Самосским осевого вращения Земли и движения ее вокруг Солнца. Вавилонский жрец Беросс и египетский Манефон знакомили в III веке до н.э. греков с открытиями своих ученых. Больших успехов достигали в те века пов’язані с медициной физиология и анатомия (Герофил, конец IV-початок III в.; Эрастіон, начало III в. к н. э.), а также близкая сельскому хозяйству ботаника (Теофраст, конец IV-початок III в. к н. э.). Широкое развитие получила филология: в Александрии был основан крупный научный центр “Музей” с кабинетами, аудиториями, огромной библиотекой. Тяготением к практическому характеру познания в эпоху эллинизма объясняется некоторое снижение роли философии, однако нужно отметить создание в III веке до н.э. эпикурейской (Эпікур, 341-270) и стоической (Зенон, 336-264) школ.

В литературе на смену политической комедии Аристофана пришла бытовая комедия Менандра (конец IV-початок III в.), возникли что рассказывали о простой народ мимиямби Геронда (III в. к н. э.) и воспевали жизнь вдалеке от городов, на лоне природы идиллии Феокрита (конец IV-початок III в. к н. э.), з’явилися и такие монументальные произведения, как “Аргонавтика” Аполлония Родосского (III в. к н. э.).

Глубокое противоречие действительности, эллинизма, вызывало в искусстве этой эпохи заметные контрасты, оказываясь в выражении ощущений то драматичных, то лирических. Эффект бурных эмоций в пам’ятниках искусства совмещался временами с холодной аналитической и рассудительностью, так же как новые тенденции и формы уживались с классицизмом и архаистикой (илл. 130). Мастера эллинизма, как в литературе, так и в изобразительном искусстве любили обыгрывать эффекты неожиданности, случайности, отличающиеся от господствующей в V веке идеи неизбежности. Ощущения, эллинизма безграничных пространств мира, что оказалось, в частности, в возникновении общегреческого языка койне, нашел яркое выражение в формах архитектуры.

Бурное развитие архитектуры в эпоху, эллинизму, пов’язаний во многом со стремлением правителей прославить мощность своих монархий в архитектурных пам’ятниках, созданием больших городов в отдаленных районах античной периферии, куда достигали греческие воины.

Огромное количество новых городов возникли в эпоху эллинизма в разных частях античного света. Назывались они чаще всего на им’я монархов, они которых сооружающих, — Александриями, Селевкиями, Антиохиями. Уже в последние годы царствование Александра Македонского, когда по его приказу было создано около семидесяти городов, а после его смерти диадохом Селевком — семьдесят п’ять новых, у строителей и архитекторов не было недостатка в работах. Выбор места для основания городов исключал случайные факторы и учитывал как естественные условия (близость морской гавани, реки, плодородных земель), так и характер торговых и стратегических путей. Принципы целесообразности, что всегда ставились на первое место, исключали порой даже привлекательные перспективы грандиозности вида или внешней красоты будущего города. Да, Александр Македонский отбросил утешительное для него и предложение архитектора Дейнократа создать из горы Афон фигурная статуя с огромным городом на ладони левой руки, которая захватила сначала, узнав, что вблизи этого места нет плодородных почв.

Характер планирования городов, эллинизма, отличался строгой упорядоченностью. Прямизна иногда широких, от десяти до четырех метров, улиц (Перге, Приена), пересечение их под прямым углом, расположение в центре особенно важных общественных и культовых зданий — все это было свойственно большинству новых городов, даже если они возникали на сложных рельефных участках, на склонах гор, где вводилось террасное планирование районов (Приена, Селевкия).

Особенно процветали в эпоху, эллинизму, малоазийские города, которые служили центрами резвой торговли Востока и Запада, средоточием многих ремесел и производств, крупными очагами культуры и искусства. В Приене, Милете, Сардах, Магнезии на Меандре, Пергаме сооружались в это время многочисленные и величественные сооружения.

Бурное строительство шло и на богатых торговых островах Егейского моря — Родосе, Делосе, Косе, самому Фраку. Грандиозные пам’ятники создавались в построенной Дейнократом Александрии египетской. Широкие строительные работы велись в Афинах, которые уступали, однако, в размахе архитектурных замыслов другим центрам эллинизма.

В целях защиты города, эллинизма, не только имели могучие крепостные сооружения, но были временами разделены на кварталы, с собственными оборонными стенами (Антиохия, Деметриада). Порой для безопасности сельского населения города обносились дополнительным многокилометровым кольцом крепостных стен. Акрополе располагались обычно на возвишенностях, что обеспечивали возможность обороны, как в Приене и Пергаме.

Строительные материалы использовались в основном те же, что и в классическую эпоху — мрамор, известняк, дерево, сирцовие кирпич, несколько чаще притягивался обожженный кирпич. Важно отметить, что инженерно-строительная суть сооружения начинала отодвигать на второй план архитектурно художественный образ пам’ятника. Терялись постепенно целостность и органическая содержание, свойственное классическим произведениям, зато пам’ятники начинали влиять более эмоционально, сильными средствами и на большее количество людей. Сохранилась в основном ордерная система, в которой, однако, наметилась тенденция к смешению разных ордеров и их элементов. Усложнялись и часто обогащались планы сооружений, эллинизма, как гражданских, так и культовых. В архитектуре восточных районов использовались иногда арки (клинистая арка на острове самому Фраку) и сводки (катакомбы Ком-Эль-шукафа в Александрии).

Особенно много сооружалось в эти века гражданских зданий общественного назначения — булевтериев и екклезиастериев для собраний, пританеев для заседаний должностных лиц, гимнасиев для учебы ребят. Большое внимание уделялось строительству арсеналов (архитектор Филон), подземных водосборных цистерн (Александрия), морских гаваней, доков (Афины), волнорезов, маяков (Фаросский маяк) и других сооружений, необходимых для жизни огромных городов эллинизма. Высотное сооружение — Фаросский маяк — детище этого полного противоречий и дерзаний периода воспевали много поэтов древности:

“Башту на Фаросе, грекам спасение, Сострат Дексифанов
Архитектор из Книда, построил, о повелитель Протей!
Нет никаких островных сторожей на кручах в Египте
Но от земли проведенный мол для стоянки судов
И высоко, вскрывая эфир, поднимается башня
Всюду за множество верст видная путнику днем
Ночью же издалека видят те, которые плывут морем все время
Светло от большого огня в самом верху маяка
И хоть от Клеймо Рогу готовы идти они, зная
Что покровитель им есть, гостеприимный Протей”.

Широкое развитие получала архитектура жилых домов (Делос, Приена), дворцов (Перге, Пелла) и вилл, что иногда плавучих, таких, которые сооружались на огромных баржах (корабль Филопатора). В строительстве культовых зданий, хотя и что уступал гражданскому, создавались величественные огромные храмы и алтари. В городах з’явилася огромное количество портиков-стой для отдыха в жаркие дни.

В характере многих крупных центров эллинизма архитекторами обыгрывалась грандиозность размаха городских кварталов, протяжность портиков-стой вширь и величество сооружений акрополей, что идут ввысь, располагались преимущественно на высоких скалистых горбах. В художественной компоновке зданий эллинизма акрополей после величаво спокойных классических ансамблей звучала новая тема — напряжение. Посещения Пергама пов’язані с крутым подъемом в гору. Осложнение композиции сооружений, размещенных на склонах крутой возвышенности, человек испытывает физически, поднимаясь по священной дороге пергамского кремля, из которого открываются виды на горбы северной части Малой Азии.

Во многих пам’ятниках пергамского акрополя можно отметить новизну художественных форм эллинизма. Театр Пергама имеет особенно крутые склоны зрительских мест. Орхестра кажется маленькой из верхних рядов этой фантастической по своей архитектуре сооружения эллинизма. Человек, который должен снизу подняться на верхние ряды, тратит немало усилий. Напряжение выступает везде и во всем.

Динамика архитектурных форм, эллинизма, нашла отражение и в алтарях крупных малоазийских центров. Уже в алтаре храма Афины в Приене (III в. к н. э.) заметно выдвижение вперед боковых крыльев, украшенных колоннадами, чувствуется эффект захвата ими пространства и человека, действие той, которая втягивает его и влекущей вверх лестницы. Продолженный в алтари храма Артемиды в Магнесии на Меандре (II в. к н. э.), этот принцип эллинизма взаимодействия архитектуры с человеком особенно ярко выступил в алтаре Зевса в Пергаме (в 180 г. к н. э.). Величественная ионическая колоннада алтаря Зевса, который будто воплощает совершенство и могущество олимпийского пантеона, растет из хаотического потока фигур гигантомахии на фризе цоколя. Необычная для классического пам’ятника система расположения рельефа не над колоннадой, а под ней воспринимается в этом сооружении оправданной и, более того, пов’язаної с символикой архитектурно пластичного обиду. Короткие и высокие степени лестницы алтаря Зевса, что сильно отличались от широких и невысоких классических степеней, давали ощущениям человека возможность почувствовать пульсацию напряженной жизни городов, эллинизма.

Архитекторы эллинизма, которые не оставили потомкам художественных образов, по глубине подобных Парфенону или Эрехтейону, превзошли классических мастеров в создании огромных строительных комплексов, стремились решить проблему размещения крупных ансамблей в пространстве, дали возможность в формах архитектуры почувствовать свойственную эллинизму динамику мировых пространств, подготовив в этом отношении почву для архитекторов императорского Рима. В грандиозных ансамблях и величественных высотных сооружениях эллинизма находили отражения ощущения, которые вырвались из тесных рамок полисной уравновешенности в бурный, дисгармоничный мир огромных монархий.

В эпоху эллинизма в зв’язку с расцветом архитектуры широкого распространения приобрели фрески и особенно мозаики, которые плохо сохранились до наших дней, о которых сообщают древние авторы, а также дают представление римские, помпеянские и геркуланумские копии. В Александрии, в работах художников Антифила Эванта и Галатона возникали иногда сатирические обиды, которые были своеобразной живописной параллелью гротеска в скульптуре и терракотах. В произведениях художников Пергамского царства преобладали в возвышенно героических сюжетах темы узнавания (Геракл и Телеф) или замечательного воспитания (Ахилл и кентавр Хирон). В работах мастера Тимомаха из Кизика звучала то любимая в эллинизме тема узнавания, которое драматизируется жертвоприношением (Ифигения в Тавриде находит в приготовленном к жертве чужестранце брата Ореста), которое предусматривалось, то изображение жестоких страданий Медеи перед убийством детей. Мастера, эллинизму, и в живописи отдавали преимущество необычным, нарушающим, беспокоящим сюжетам и темам.

В мозаиках, которые украшали полы жилых домов и общественных зданий в Делосе, Приене, Херсонесе (мозаика с женщинами, которые моются илл. 132), дворцов в Пелле, в произведениях мастеров Сосия (неподметенный пол, голуби в чаше) и Диоскуриада из Самоса (уличные музыканты) мозаичисти обращались к бытовым сценкам из жизни и мифологическим обидам, а также сюжетам, которые черпнули из современных им комедий или романов. В мозаиках находили выражение разные тенденции: свободная, живописная манера трактовки сюжета или подчеркнуто гармонизированная, тяготеющая к классической продуманности композиции и сдержанности в передаче любимых эллинизмом драматичных сцен.

В расписной керамике мастера, эллинизму, преследовали преимущественно декоративные цели, используя не только живопись и рисунок, но чаще рельеф для украшения поверхности. Нарастало в то же время ремесленное отношение к форме и росписям. Достоинство видели в осложнении форм (лагиноси, епихизиси), в изысканности цветовых решений (чернолаковие и краснолаковие сосуды), многофигурности мелких рельефных композиций (”мегарськіє чаши”). Распространение в III веке до н.э. получил черно лаковый посуда с накладными росписями белой, золотисто-желтой, пурпуровой красками, так называемая “гнафія”. Проявлением своеобразной архаизации з’явилося некоторое возрождение чернофигурной техники в пределах III века до н.э. в вазах группы Гадри из Александрии, что служили пеплохранильницами в некрополях, эллинизму. Своеобразные керамические пам’ятники возникали в центрах, эллинизму Большой Греции и Сицилии, в III веке до н.э. перед завоеванием их римлянами. В Чентуриппе (Сицилия) создавались большие, к полуметру высотой сосуды, украшенные многокрасочными росписями, которые не поддавались обжигу и что плохо сохранились (илл. 131). В Канозе (юг Апеннинского полуострова) керамисти изготовляли огромные вазы с сильно выступающими рельефными изображениями председателей горгони Медузы или протом коней.

В эпоху эллинизма широкого распространения приобрели стеклянные чаши. В александрийских мастерских з’являлися кубки с двойными стенками, между которыми вставлялись тончайшие узоры из золотой фольги, которые предоставляли изделиям красивый и дорогой виду. Создавались чаши из так называемого “мозаїчного скла”, исключительно богатые по красочной гамме использованных токов.

На широко распространенных в монархиях, эллинизму, резных камнях из драгоценных и полудрагоценных пород (геммах и камеях) изображались многофигурные мифологические сцены и портреты. Преобладали сюжеты, пов’язані с неожиданными счастливыми конечностями, с изображениями дионисийских празднований, нимф, сатиров. В портретных геммах и камеях часто воспроизводились лица монархов, эллинизма, определению имен которых в настоящий момент помогают не менее точные и художественные их изображения на монетах (монеты Македонии, Пергама, Бактрии, Афин). В ряде камей резчики, эллинизму, по камню достигали высокого совершенства как в передаче портретных черт лица, так и в использовании естественных качеств красивых многослойных сардониксов (камея Гонзага, Ленинград, Эрмитаж, III в. к н. э.) (илл. 133).

В скульптуре эпохи, эллинизма, можно видеть не только продолжение, но и последующее развитие тех тенденций, которые оказались в работах больших мастеров IV века до н.э. Тема праксителевских образов приобрела в эллинизме характер подчеркнутой чувственности, а пафос скопасовских отозвался в повышенной драматичности многих статуй эллинизма; но и те и другие пронизывала особенная, выраженная впервые Лисиппом напряженная пульсация динамического ритма эпохи.

В годы эллинизма сформировались разные скульптурные школы, каждая из которых характеризовалась неповторимыми чертами. Александрийские, родосские, аттические, пергамские творцы создавали особенные локальные варианты пластичного искусства. Развитие получила в то время декоративная скульптура, которая украшала огромные сады и парки, которые возникли вокруг многочисленных дворцов правителей, эллинизма. Здесь часто относились статуи Афродиты, которая изображала голу богиню кокетливо манерной или сором’язливої (илл. 134 илл. 135). В эпоху эллинизма прошлое величие классического божества терялось, и создан часто рядом Амур на дельфине был знаком того, что показанная богиня, а не просто осанистая гречанка. Праксителю не нужно было прибегать к подобному роду атрибутам. Пластичные формы убеждали в том, что представленное божество. В густой зелени садов, эллинизма, и парков можно было встретить беломраморные статуи амуров, которые нежно обнялись, и Психей, старого и молодого кентавров, оседланных шаловливыми богами любви. У журчащих струй фонтанов помещались статуя могучего старика, который должен был изображать реку Нил, статуя дряхлого рыбака с удочкой, поглощенного своим занятием (илл. 137), или старой торговки, которая спешила на рынок с ягненком под мышкой. Ощущение наслаждения от созерцания афродити сменялось порой горьким сознанием могущества времени, которое превращает когда-то прекрасного и сильного человека в слабого, непривлекательного. Мастера эпохи, эллинизма, не ограничивая себя какими-либо эстетичными рассуждениями, показывала впалая грудь и согнуты в коленях подагрические ноги старого рыбака, беззубый рот старухи. В других статуях они, напротив, подчеркивали мгла-денческий век, изображая большеголовых пышных детей, которые играют друг с другом, что борются с гусем (илл. 136), что забавляются с птичкой.

Скульпторов, которые впервые показали человека то младенцем, то дряхлым старым, влекло и другое задание: воплотить в пластике форм черты характера, передать ощущения, которые проступили на лице. Эта проблема начинала занимать мастеров уже в конце IV века, но особенное развитие греческий скульптурный портрет получил в эпоху эллинизма. О существовании портретов, которые точно воспроизводили черты человеческого лица, свидетельствуют не только оригиналы, римские копии, которые сохранились, и рельефы, на монетах и медалях, но и стихотворные эпиграммы:

“Рук мастерских это труд. Смотри, Прометей несравнен:
Видно, в искусстве тебе уровни есть между людьми.
Если бы тот, кем так живо написанная девушка, голос
Дал ей, была бы как есть Агафаркида сама”.

Еще в конце IV века скульптор Лисистрат в образе кулачного бойца подчеркнул не столько индивидуальность внешности, сколько характерную внешность профессионала, с грубыми чертами лица, которые несут следы увечий, которые были не редкостью во время боев.

В эпоху эллинизма возникали статуи правителей-диадохов, в которых находили выражение подчеркнутая сила и колоссальное внутреннее напряжение. В других портретах-бюстах — слепого Гомера или Эзопа — воплощались противоположные ощущения. В статуе творца Полиевкта знаменитый оратор Демосфен показан таким, который закончил язык и осведомленным, что все его попытки призвать афинян к сопротивлению македонцам напрасные (илл. 138). Скульптор воплотил печаль и горькое ощущение упрека на лице оратора с силой, не известной классическим мастерам. Не физическая мощность, а мудрость — основная тема этого произведения. Специфика, эллинизму же портрета, в том, что скульптор представил здесь не торжество мудрости, а горечь ее поражения, и показал глубоко подавленного человека. Настроения, воплощенные в статуе Полиевкта, звучат в одном из древних стихотворений, посвященных такой, которая волновала эллинов теме:

“Якби мощность, Демосфен, ты имел такую, как ум
Власть бы в Элладе не смог взять македонский Арей”.

Бронзовые и мраморные портреты эллинизма, чеканные портретные рельефы на монетах и медалях убеждают в пристальном внимании скульпторов не только к физиономическим особенностям, но прежде всего к миру человеческих переживаний.

Остротой внутреннего напряжения пронизанные и созданные в эти тревожные годы монументальные пластичные произведения. Яркий пам’ятник эллинизму — статуя Ники Самофракийской — был поставлен в честь морской победы греков. Крупная мраморная статуя быстро подвижной богини помещалась на фигурном постаменте, уподобленном носу военного корабля. В правой руке Ники была зажатая труба, звуками которой она извещала победу. В далекое прошлое пошла не только манера наивного и сложного своей условностью изображения бега архаичной Ники Архерма, но и гармония величаво спокойного парение классической Ники Пеония, что утверждала само собой понимающее торжество прекрасных и совершенных сил. Порывистая стремительного широкого шага Ники Самофракийской передает напряжение эпохи, эллинизма, острое и радостное ощущение победы. Могучие тяжелые крылья, раскрытые за ее спиной, будто держат огромную статую в воздухе, создавая почти реальное ощущение полета (илл. 139).

Мастер дает почувствовать тот, который дует навстречу Нику шквальный морской ветер, сильные порывы которого волнуют складки одежды богини, изображают прекрасные формы могучей фигуры и принуждают вихриться край ее плаща. Одел Ники сдается пропитанными солеными брызгами волн. Морская стихия, сильный ветер, огромные пространства, нашли воплощение в пластичных формах статуи. Скульптурное произведение вырвалось из тех незримых оков, в которых оно находилось раньше, существуя будто в другом пространстве. Природа, зритель которой окружающий, нашла теперь отзвук в самой статуе. Рубеж, который остро воспринимался в статуе Менади Скопаса и был нарушен резким движением руки лисипповского Апоксиомена, здесь оказался преодоленным. Условность, которая продолжает храниться в образе крылатой женщины, очутилась близкой почти ощутимой реальности. Свойственная эпохе противоречие и контрастность выступили с патетической силой в этом монументе, созданном в честь военной победы.

Изменился в эпоху эллинизма и характер декоративной скульптуры. Реже использовались фронтонные композиции и рельефы метоп и фризов (Новый Илион, храм Артемиды в Магнезии). Скульптурные украшения нередко переносились на нижние элементы здания — цоколь, базы колонны. Изменениям поддавались не только нижние части колонн, которые избавлялись к определенной высоте каннелюр (колоннада стой в Приене), а иногда и капители, которые получали фигурные изображения (портик Быков на Делосе).

Пластичность классической архитектуры, которая особенно ярко выразилась в формах Парфенона, в эллинизме терялась. Нарастала абстрагированность декоративной скульптуры, предназначенной для украшения зданий. Распространялись барельефные композиции щитов, поножей, панцирей, шлемов и копий. Воинственно патриотические ощущения вызывались не изображением реальной битвы, а воссозданием предметов вооружения и трофеев (Перге, Святилище Афины).

Одно из самых значительных произведений архитектурного декора эпохи эллинизма, что сохранилось до наших дней, — фриз Пергамского алтаря Зевса. Борьба богов и гигантов, изображенная на фризе, должна была напоминать о победе, взятую Пергамом над варварами-галлами. В рельефе показанные что принимают участие в битве огромные змеи, хищные звери. Шуршание широко раскрытых крыльев, шорох змеиных тел, звон мечей и щитов, создают звуковой аккомпанемент битвы. Мастера используют горельефние формы, показывая некоторые фигуры почти в круглой скульптуре: резец и бурав творца глубоко врезаются в толщу мрамора, изображает тяжелые складки одежды. Рельеф приобретает контрастность освещенных и затененных поверхностей. Светотеневие эффекты усиливают впечатления напряженности боя, ощущения трагизма обреченных гигантов и захвата победителей. Эпизоды борьбы, выполненные патетического напряжения, сменялись в ленте. фриза то изысканными в своем пластичном воплощении обидами прекрасных богинь, то полными глухой скорби и настоящего отчаяния сценами гибели гигантов.

Условность изображенной битвы начинает здесь сопоставляться с реальным пространством: степени, по которых поднимался человек, который шел к алтарю, служили и участникам свирепой битвы (илл. 140). Они то опускаются коленями на эти же степени, то всходят по им подобно реальным существам. В действиях олимпийцев можно почувствовать отзвуки небожественных эмоций. Афина, показанная на одной из плит пергамского фриза той, которая поражает гиганта Алкионея, уже не похожа на классическую богиню, которой достаточно было легкого движения руки, чтобы добиться победы. Решительно схватив противника за волосы, влечет она его за собой, чтобы довершить победу последним смертельным ударом.

Звучание пластичных форм напряженных м’язів, трагические, обращенные к небу лица гигантов приобретают порой характер драматичной феерии, разыгранной искусными актерами, которые сумели в своей трагедии передать ощущения, которые волновали людей той бурной эпохи (илл. 141). И все же, несмотря на весь драматизм изображения свирепой битвы, в рельефах фриза Пергамского алтаря Зевса все участники боя в полном смысле слова прекрасны. Здесь нет сцен, которые вызывают ужас или отвращение. В эпоху, несколькими столетиями удаленную от классики, скульпторы, эллинизму, продолжали хранить основу ее искусства.

Внутренний малый фриз Пергамского алтаря Зевса (170- 160 гг. к н. э.), который не имеет пластичной силы обобщенно космического характера большого, пов’язаний с более конкретными мифологическими сценами и повествует о жизни и судьбе Фа теле, сын Геракла. Он меньше размерами, фигуры его спокойнее, сосредоточеннее, порой, что также характерный для эллинизма, элегии; встречаются элементы пейзажа. Во фрагментах, которые сохранились, изображенный Геракл, что устало опирается на палку, греки, занятые сооружением корабля для путешествия аргонавтов. В сюжете малого фриза выступила любимая в эллинизме тема неожиданности, эффект узнавания Гераклом своего сына Фа теле. Так патетическая закономерность гибели гигантов и случайность, господствующая в мире, определили темы двух фризов, эллинизма алтаря Зевса.

В Пергаме было создано много выдающихся пам’ятників скульптуры. На площадях Акрополя стояли статуи, среди которых были статуи побежденных галлов. Один из них был изображен на своем щите поверженным, но что не показалось. Скульптор показал тем, что его с трудом подтаскивают ногу и что опирается на слабеющую руку. Резкость композиции, неловкость контуров фигуры, отвечают напряженным ощущениям и трагизму образа.

Скульпторы, эллинизму, любили волновать зрителя своими произведениями. Экспрессивность движений, острота ситуаций в эту эпоху особенно ценились. Мастер, который обратился к мифу об Афине и Марсии, теперь изобразил не начало трагедии, как Мирон в V веке, а жестокую розв’язку события. В скульптурной группе, которая сохранилась, представленные приготовленный к казни самонадеянный сильный Марсии и палач-раб, который точит чем.

Характерный для эллинизма и другой пам’ятник скульптури-лаокоон, что дошел до нашего времени в римских копиях. Троянский жрец, который предупреждал о хитрости ахейцев своих сограждан, которые собирались возвести в город троянского коня, изображен в момент наказания его богами, которые послали на него огромных ядовитых змей (илл. 142). Скульптор, эллинизму, показал могучего Лаокоона, что борется с огромными змеями и стонет сквозь стиснутые зубы. Его рот полуоткрыт, однако здесь нет аффекта, который лишил бы статую художественной ценности: человек показан в болезненной безнадежной борьбе, но погибает он с гордо поднятой головой. В фигурах сыновей Лаокоона скульптор дает разработку основной темы. Один из ребят еще живой и борется, снимая из ноги кольца змей. Другой, что напивдушить, теряет последние силы.

Трудно назвать другое произведение, в котором более выразительно нашло бы выражение виртуозное мастерство скульпторов этой эпохи. Змеи нужные были творцу не только как один из элементов сюжета, они играли огромную композиционную роль. Без них распалась бы целостная трехчастная группа: как канатами скульптор змеями зв’язує воедино статуи тех, которые борются. Не исключено, что Вергилий, создавая в “Енеїді” сцену гибели Лаокоона, вспоминал свое впечатление от виденной им статуи, настолько описание и пам’ятник близкие друг другу:

“… (змеи) уверенным ходом
К Лаокоону ползут. И, сначала несчастные члены
Двух сыновей оплетая, их заключает в объятия
Каждая и разрывает укусами бедное тело.
После его самого, что спешит на помощь из оружьем
Петлями в’яжуть, схватив большими. Вот уже дважды
Грудь его окружив и дважды чешуйным телом
Шью, над ним восстают председателем и гребнем высоким.
Он и пытается напрасно узы разорвать руками
Черным ядом облитый и слюной по священных пов’язках
И одновременно крик ревет бросает к свитил”.

В искусстве, эллинизму, воплощены много трагических сцен. Погибают гиганты под натиском богов на фризе Пергамского алтаря Зевса, умирает на своем щите галльский вождь, страшный бык, собирается растоптать прив’язану к нему злую царицу Дыру, глухо стонет Лаокоон, выполненные конвульсивных движений тела и болезненной боли и отчаяния лица Одиссея и его спутников из много фигурной группы, найденной в гроте Сперлонга (илл. 143). Среди подчеркнутого драматизма эпохи лишь статуя афродити Мелосской воспринимается величавой и строгой в своей мудрой простоте. В ее позе не есть ни кокетство, ни манерность: перед глубокой сутью этого божества, поиному понятой на исходе эллинизма, кажутся напрасными страдания героев, она которых окружающей. Величие, отображенное в мраморной статуе, отображает желание людей беспокойной эпохи к гармонии и любви. Не только физическая природа человека прекрасна, утверждает мастер афродити Мелосской. В идеальности пластичных форм он воплощает то духовное совершенство, которое интуитивно понятно, поискам которой человечество посвятит длинные последующие века. Большое мнение древнего скульптора дошло через тысячелетие до нашего времени. Сознание ее глубины и возвышенности потрясла Гейне. Глеб Успенский видел в этой статуе замечательный источник ощущений, которые будят веру в возможности человека, поэты разных эпох писали о ней захваченные стихотворения. В статуе скульптора Александра, а может быть Агесандра (часть букв его имени, высеченного на постаменте оказалась сбитой), что творил в особенно трагические годы эллинской истории, гениальным озарением воспринимается уверенность в силе гармонии и красоты (илл. 144).

В годы, когда творец создавал статую афродити Мелосской, в эллинский мир вторгалась новая сила — римляне. Горели покоренные города, завоеватели несли гибель той большой культуре, которая в формах искусства, в поэтическом, порой сказочной внешности мифа умела воплотить всеобъемлющие, общечеловеческие идеи. На смену метафорическому пониманию красоты мира эллинами приходила трезвая практическая оценка явлений.

Когда-то цветущие города Эллады были разрушены (илл. 145), но скоро они снова восстали из руин, и еще несколько веков, вплоть до варварского нашествия, в них кипела жизнь. Но никогда Солее после римских разгромов не возродились ощущения, которые питали эллинских архитекторов, скульпторов, художников, о которых скорбел на развалинах Коринфа поэт Антипатр Сидонский:

“Де красота твоя, город дорийцев, Коринф величав
Где твоих башен венцы, прежняя роскошь твоя
Храмы блаженных богов, и дома, и потомки Сизифа, —
Славные жены твои и мириады мужчин?
Даже следов от тебя не осталось теперь, несчастливый
Все разорила очень, все поглотила война.
Только мы. Нереида, бессмертные дочери моря
Как алькиони, одни плачем о частице твоеи”.

Искусство эллинизма ярко и полно отображало идеи, которые волновали людей той бурной эпохи. Мастера чувствительно реагировали на настроении общества, несмотря на все растущую в условиях монархических режимов официозность, храня в своих произведениях искренность и острую злободневность господствующих настроений и ощущений. Искусство, эллинизму, оказало огромное влияние не только на характер много римского искусства, которое взяло из его наследства, но было основой последующего художественного развития в таких областях Середземномор’я, как Египет, Сирия, Малая Азия, Балканский полуостров. В длительный период четырех столетий, когда эти земли были римскими провинциями, в население их не погасало стремление выражать в произведениях искусства свои ощущения и настроения. Не случайно именно в этих районах пышно расцвело впоследствии новаторское обидами и формами, глубокое содержанием пам’ятників византийское искусство.